Детская подготовка к школе – это один из главных аспект на которые обращают внимание родители, но стоит ли уделят этому вопросу столько времени и сил?

Лето для школьного психолога — горячий час. «Приемка». Этим нелепым словом называют своеобразные вступительные экзамены для будущих первоклассников. Большая аудитория, по разным углам — завуч, медсестра, логопед, школьный учитель и я психолог. В коридоре напряженно гудят родители, притихли дети обтирают только что отбеленные стены. Только приоткрывается дверь, чтобы пропустить очередную семью, — гул растет и снова стихает.

Второй год подряд одна и то же картина: бесконечная вереница мальчиков и девочек и их родителей. В глазах рябеют штанишки, рубашки, юбочки, бантики. Мы работаем с девяти до пяти уже четвертый день. Сегодня — аншлаг. Чтобы ускорить процесс, запускаем сразу несколько семей. Пока медсестра проверяет медицинские справки, а завуч интересуется необходимыми формальностями у родителей, Ирина Сергеевна (учитель), Иванна Константиновна (логопед), и я (психолог) работаем с детьми. Каждого интересует свое, но цель общая: распределить их в классы в наиболее удобным способом. Ирина Сергеевна изучает уровень подготовки к школе: умение читать, писать, рассказывать стихи и т.д.; логопед — специфику речевого развития, я — психологическую готовность.

Идея с распределением детей в классы по уровню развития познавательных процессов сама по себе право на жизнь имеет: и учителям удобнее работать с равным классом, и детям проще усваивать материал в одном темпе. Критерием этого и служит детская подготовка к школе. Однако в условиях современной школы и русского характера «приемка» превращается в конкурс лучшести, в котором трудно определить, кто участвует, — дети или родители.

Последние болеют из всех сил. Ребенок, облизывая губы, старательно читает стишок; мама шепотом артикулирует за спиной, ее лицо — копия сына, те же эмоции, то же напряжение, те же движения. Наибольшие нарушители дисциплины — бабушки. Постоянно пытаются что-то подсказать, дорисовать, дописать. Неудобно делать замечания пожилым госпожам, но и работать в их присутствии — это что-то невероятное.

— Ольга Романовна, — говорю, — Тома и сама может сказать, что такое велосипед. Нет необходимости подсказывать.

— Конечно, может, но она волнуется. К тому же в этом году ей велосипед не дарили, у нее еще старый трехколесный, может она не хочет о нем говорить.

— Тома, — снова пытаюсь обратиться к девочке, — представь себе, что ты встретила иностранца, который не очень хорошо понимает украинский, попробуй объяснить ему, что такое зонтик. — Цель моего вопроса — попытка в очередной раз понять, способна ли девочка к логическому определению понятий.

— Да где же она этого иностранца в нашем городе встретит? О чем вы говорите? — Опять вмешивается Ольга Романовна.

Работа тянется медленно. Каждого ребенка надо подбодрить, переспросить, дождаться ответа. Экзамен — нелегкое испытание для взрослого человека, что уже о детях говорить. Боясь не оправдать родительского доверия, маленькие герои пытаются сделать все, что от них требуют и не требуют. Просишь сказать, что такое гвоздь, а тебе еще и стишок и загадку в придачу; просишь повторить сказку — еще и новую придумает.

Сосредоточиться на детях почти невозможно — мамы, папы, бабушки и дедушки засыпают вопросами: «достаточно ли развито их чадо?», «Будет ли учиться на отлично?», «Над чем еще надо поработать?», «Может, нанять репетитора на лето»? Родительская активность похвальна, но это уже не детская подготовка к школе, ты начинаешь беспокоиться за детей — как можно жить, когда от тебя постоянно что-то требуют, чему-то учат, что-то заставляют делать? Поступление в школу — ответственный шаг и, конечно, требует подготовки. Но зачем же знать все на свете? Научить — вот функция школы! Наблюдаю за процессом и ловлю себя на том, что в прошлом году дети не демонстрировали такой «натасканности». Да, да, это не описка — именно «натасканности». Дети демонстрируют блестящие навыки в чтении, декламации стихов и устном счете, и при этом не способны дать определение простеньким понятиям или повторить короткий текст. Волевая регуляции в 6-7 лет еще недостаточна, выборность познавательных процессов страдает, а потому научить ребенка чему-то без любопытства требует огромных усилий. Никогда не поверю, что Богдан Ковалев заучил на память увесистое стихотворение о России по собственному желанию, или Мирослава Одинцова решает в уме сложение двузначных чисел от того, что ей это очень нравится.

Требования к первоклассникам растут. Помню, еще несколько лет назад от ребенка, который идет в школу, никто не требовал умение читать и писать. Сегодня это норма. Думаю, первопричина не в прихотях учителей — именно родители, каждый раз борясь за первенство своих чад во всем, искусственно подняли планку школьных требований. И конечно, сегодня будет стыдно той маме, что не научила своего ребенка связывать буквы в слова или выводить на письме собственно имя, интересы детей здесь не учитываются.

Наиболее трудно в этих недетских испытаниях тем, кто еще не достиг шести лет. Пятилетние малыши, которым только в конце осени, а то и зимой исполнится шесть, также пытаются стать взрослыми и стойко выполнять все наши задачи. Им не просто трудно — они демонстрируют настоящий героизм, пытаясь сравнятся со своими старшими коллегами.

— Рома, — говорю, — я зачитаю сказочку, а ты попробуешь повторить ее за мной, договорились?

— Да, я повторю, — отвечает Роман и в его глазах такая решительность, что мне даже не по себе.

— Жили-были три зайчонка. Пушистик, Ушастик и Беленький …

— Жили-были три зайчонка, — начинает Роман. — Пушистик, ушастый-ти-ик, — его голос вдруг начинает дрожать, а глаза набираются слезами.

— Рома, — спрашиваю, — что случилось? Все нормально, ты молодец! Хорошо рассказываеш.

Слова, которые должны были подбодрить мальчика, вызвали обратную реакцию. Он застыл на месте и, несмотря на все уговоры, не произнес больше ни слова. Глотая слезы, мальчик опустил глаза и стал краснее рака. Пытаясь перехватить его взгляд, я тоже посмотрела вниз и увидела причину красных щек и опущенных глаз — у ног мальчика на полу медленно растекалась лужа, происхождение которой выдавали мокрые штанишки.

Шум в аудитории резко прервался, к родителям и другим дошло, что произошло. Все сорвались с мест и бросились утешать бедненького Рому, тыча ему конфеты. Сомневаюсь, что мальчику легче от того внимания.

На фоне создавшейся суеты остались забытыми другие присутствующие в аудитории дети. О чем они думали, сказать трудно, но через минуту послышалось всхлипывание, а за ним — неравный хор детского плача на три голоса.

Родители, вспомнив о собственных детях, вернулись с конфетами в их сторону, и только тогда к Роме подошел отец. Взял за руку и сказал: «Идем. Никогда не думал, что ты меня можешь так посрамить!»

Интересно, а думал ли отец во время детской подготовке к школе о том, что пять лет — не лучший возраст для школьной скамьи, о том, что сыну будет трудно учиться со старшими детьми, о том, что лишает сына целого года беззаботного детства.

 

Р. S. Среди других проблем родителей пятилеток должен волновать вопрос: «Не рано ли отдавать ребенка в школу? Выдержит ли он школьные нагрузки?» Уверены ли они в том, что ребенок уже созрел к школе, родители отказываются понимать элементарные вещи о том, что нельзя принуждать детскую натуру. Не знаю, стоит родительское тщеславие детских волнений.