Как различить: где черное, а где белое? Может ли любовь подростков существовать, и если да, то может ли она быть понята взрослыми?
Эта трагическая по существу, но внежанровая по содержанию история, лично для меня началась с очередной пятиминутки. Каждый понедельник, ровно в семь сорок пять, весь педагогический коллектив нашей школы, зевая, занимал свои места в зале для совещаний. Наше собрание, за круглым столом, вряд ли чувствовало дух единства времен Артура. Во-первых, в один ряд учительское рыцарство не помещалось, поэтому избранные создавали первый круг, а другие сидели вдоль стен нечетким прямоугольником. Во-вторых, мы почти не видели друг друга сквозь папоротник, юкки, фикусы и другую странную зелень, встроенную в тесные горшки, что изобиловала в дыре по центру нашего «круглого стола».
На этот раз, впрочем как всегда, нас разбудил, т.е. объединил, громкий голос нашей директора-королевы:
— Коллеги! Друзья! Я обращаюсь не ко всем.. Среди нас есть такие, кого нельзя назвать учителем, и кому место в школе, среди детей. Я не шучу, — напрягалась директор. Притихшие коллеги, пытаясь понять, в чем дело, пересматривались сквозь зеленые кусты, думая, кто же вызвал царскую немилость. — То, что произошло, мне болит не только как директору. Я — мать! А если бы такое горе, не дай Бог, с вашим ребенком произошло? — Инна Ивановна ткнула в сторону виновника. — Неужели бы вы хотели, чтобы об этом знала вся школа?
Как в конце концов выяснилось, произошло действительно ужасное. Изнасиловали девятиклассницу, Оксану. Молодые-дармоеды, что толклись возле школы почти каждый вечер, решили попробовать острых впечатлений. Как следствие — групповое изнасилование. Классной руководительнице сообщила мама девочки. Пришла утром бледная и черная, сказала все, что думает о школе, о том, как здесь следят за детьми. Потом ворвалась к директору, требовала справедливости, наказания насильникам и учителям, которые не досмотрели ребенка. Реакция понятна, ведь дочь подобрали под самой школой — пьяную, полураздетую, не в себе, еще и с глупой улыбкой на обкусанных устах.
Оскорбленная учительница выдала все, что думает по этому поводу всем, кого нашла: коллегам, техничкам, вахтерам и, что самое ужасное, одноклассникам Оксаны. Весть скоро распространилась по всей школе. Трудно сказать, что было правдой в этой версии, но школа узнала о том, что Оксана — малолетняя шлюха, которая сама все спровоцировала. Виновными были и родители, которые не научили порядочности.
Ошеломленная событием и случившимся с ней, я долго бродила кабинетом, думая о том, как Оксана вернется в школу, в класс, как ее воспринимать? Слухи остановить невозможно, и вряд ли найдется что-то хуже от липкого шепота вслед. Решила пригласить девочку к себе. Поговорить, поддержать.
Сначала начиталась, перевернула библиотеку, посоветовалась со своими преподавателями. Потом пошла в класс, решила поговорить с детьми. Меня встретили подозрительно, смотрели из-под лба, а в ответ на проповеди о милосердии и поддержку бросали ехидные улыбки. Я пошла дальше: рассказала о том, что чувствуют жертвы насильников, зачитала журнальные вырезки, показала видео. В какой-то момент мне показалось, что понимание достигнуто, дети способны принять случившееся, поддержать свою одноклассницу. Тогда я не обратила внимания на фразу, брошенную каким-то парнем: «Вы лучше ей все это расскажите!»
Любовь подростков
Наконец я встретилась с Оксаной. Чуть не силой затащила ее в кабинет. «Не надо мне никакого психолога, я не больна и не псих», — и все тут. Вперив глаза в окно, девочка упорно отказывалась разговаривать о чем бы то ни было.
— Оксана, я не собираюсь тебя насиловать своей помощью. Не хочешь говорить — не надо. Только помни: ты всегда можешь прийти ко мне и все, что расскажешь, останется в этом кабинете.
— Конечно … — наконец хоть какая-то реакция, какая-то зацепка.
— Не веришь? Я правду говорю. Никто ни о чем не узнает. Не хочешь говорить, можешь письмо мне написать. Легче станет.
— Как вы не понимаете? У меня все нормально! Ничего подобного не произошло. Это мама крик подняла и всем разнесла, а тут еще и эта физичка глупая пасть открыла.
Оксана кричала так громко, что мне пришлось прикрыть окно. Она заметила и продолжила уже спокойнее.
— Я его люблю. Понимаете? Мы встречаемся.
— Кого, насильника? — Вырвалось у меня.
— Ничего вы не понимаете. Сейчас любовь подростков без секса не бывает. Он взрослый. Лучше со мной, чем с другими. Мы уже давно это делаем. Родителям я не говорила, потому что они от жизни отстали. Вот мама и подняла шум, еще и заявление ментам накатала. Я его могу потерять, понимаете? Он меня бросит, если заявление не убрать.
— Оксана, но это не только с ним. Другие ребята тоже, — говорю осторожно, опасаясь, что сорвется с разговора.
— Ну выпили немного, пацаны ничего такого не хотели. Они извинялись, вы не подумайте. Все нормально.
— А он как позволил … ну другим … с тобой?
— Он не позволял, он за сигаретами пошел.
— А они?
— Ну что они? Я симпатичная, а тут еще и лифон упал, не успела одеться …
— А как ты оказалась одна за школой?
— Это мама стала звать, она всегда как дура меня ищет … ну, после одиннадцати. Я забыла который час. Вот пацаны и разбежались, чтобы с ней не связываться. Все нормально. Понимаете? Нормально все! И отцепитесь от меня с вашей помощью. Хотите помочь, скажите маме, чтобы заявление забрала.
Р. S. В суде Оксана доказывала, что на все согласилась сама и никто ее не принуждал, виной всему подростковая любовь. «Это же любовь», — тарахтела она, как заведено. Насильники несовершеннолетней девочки получили только условные сроки. Этим все и завершилось, как видим любовь подростков штука очень непредсказуемая и не постоянная.