Большим злом считается обидеть мать, «плюнуть ей в душу», «разбить сердце». Этой теме уделял внимание ученый-педагог В. Сухомлинский. В своих беседах с молодежью он прибегал к легендам и притчам, которые лучше чем простые наставления доносили глубину и бескорыстие материнской любви, бесконечность ее боли за своего ребенка. Такие произведения актуальны и доходчивы и сегодня, когда много слов — лишние, а слово — точное. Видимо, времена Эзопа же возвращаются.
Легенда о материнской любви
У матери был единственный сын — дорогой, ненаглядный. Души в нем мать не чаяла, по капле собирала росу для умывания, из самого тонкого шелка вышивала рубашки. Вырос сын — статный, красивый. Женился на девушке удивительной, невиданной красоты. Привел молодую жену в родной дом, невзлюбила молодая жена свекровь, сказала мужу. «Пустьне заходит мать в дом, посели ее в сенях». Поселил сын мать в сенях, запретил ей заходить в дом. Боялась мать показаться злой невестке на глаза. Как только невестка шла через сени, мать пряталась под кровать.
Но мало показалось снохе и этого. Говорит она мужу: «Чтобы и духу матери не пахло в доме. Пересели ее в сарай».
Переселил сын мать в сарай. Только по ночам выходила она из темного сарая.
Отдыхала однажды вечером молодая красавица под цветущей яблоней и увидела, как мать вышла из сарая. Взбесилась жена, прибежала к мужу: «Если хочешь, чтобы я жила с тобой, убей мать, вынь из и груди сердце и принеси мне».
Не дрогнуло сердце сыновнее, околдовала его невиданная красота жены. Говорит он матери: «Пойдем, мама, искупаемся в реке». Идут к реке каменистые берега. Споткнулась мать о камень. Рассердился сын: «Что ты, мама, спотыкаешься? Почему смотришь под ноги? Так мы до вечера будем идти к реке». Пришли, разделись, искупались. Пошел сын с матерью в лес, наломал сухих веток, разжег костер, убил мать, вынул из груди сердце. Положил на угли. Вспыхнул сучок, треснул, полетел уголек, ударил в лицо сыну, обжег. Вскрикнул сын закрыл ладонью обожженное место. Екнуло сердце материнское, горящее на медленном огне, прошептало: «Сыночек мой родной, тебе больно? Сорви листик подорожника, вот растет у костра, приложи к обожженному месту, а к листку подорожника приложи сердце материнское … Затем в огонь положишь» Зарыдал сын, схватил горячее материнское сердце в ладонь, вложил его в растерзанную грудь, облил горячими слезами. Понял он, что никто и никогда не любил его так горячо и преданно, как родная мать.
Настолько огромной и неисчерпаемой была материнская любовь, столь глубоким и всесильным было желание материнского сердца видеть сына радостным и беззаботным, что ожило сердце, сомкнулись растерзанные грудь, встала мать и прижала кудрявую голову сына к груди. Не мог после этого сын вернуться к жене-красавице, немилой стала она ему. Не вернулась домой и мать. Пошли они вдвоем в степь и стали двумя курганами высокими.
Каждое утро восходящее солнце, первыми своими лучами освещает вершины курганов …
Воспоминания детство «Мать … Больно мне становится сейчас, когда я вспоминаю, как в годы детства и отрочества чем-то — пусть незначительным — огорчил маму, принес ей бессонную ночь, преодолевал ей седину … Как сейчас, помню вечер ранней осени, на горизонте сгущаются тучи, гремит гром я собираюсь ехать в Тулу, в институт. Взял маленький свой чемоданчик и пошел на станцию. Мамы в это время не было дома — Что-то делала в огороде. Увидела, что я иду на станцию, стала, как статуя, как живое воплощение материнской скорби. Слышу, говорит мама: «Оденься, ведь дождь собирается …». Я иду в одной рубашке, мне море по колено, а до станции километров семь … Не вернулся я. какое-то мелкое чувство себялюбия раздражало тогда мое сердце, какую-то мелкую обиду носил я в душе … Иду и все время слышу голос матери: «Оденься, ведь дождь собирается …». Сколько горечи вложила она в эти слова … Как много хотела она сказать: почему же ты не попрощался, сын, почему не занял, не поцеловал меня, чем ты обижен; нельзя таить в сердце обиду на родную мать … Прошло более тридцати лет с тех пор, маме более семидесяти лет, живет она так счастливо, как может быть счастливой пожилой человек. — И поныне мне звучат эти слова: «Оденься, ведь дождь собирается ..». И чем дальше в глубину отрочества и ранней юности выдвигаются те мгновения, когда я чем-то огорчил мать, тем острее, ярче всего это упоминается, тем глубже переживаю упреки совести. У меня уже седая голова, а перед матерью я чувствую себя ребенком, и чем старше становлюсь, тем в большей степени чувствую себя ребенком.
(С подборок В Сухомлинского)